Светало. Кейлин внимательно осмотрела окрестности. Какая судьба ожидает ее в этой отдаленной стране?

Над горизонтом поднималось солнце, освещая бледными лучами девственную землю, тонувшую в клубах густого тумана, который медленно струился ввысь от раскинувшейся вокруг широкой водной глади. А посреди всего этого великолепия возвышался Холм. Они добрались до места поздно вечером, и Кейлин, уставшая и измученная, почти не помнила, что последнюю часть пути они плыли на лодках. Соседние островки разрезали пелену тумана темно-зелеными лесистыми верхушками. Было очень тихо. Солнце поднималось все выше. Кейлин разглядывала незнакомую местность и вдруг услышала тихое пение.

Она обернулась. Пение доносилось из маленькой постройки, стоявшей на самой вершине холма. Кейлин стала подниматься вверх по тропинке, чтобы лучше слышать мелодию. Музыка лилась нежная, плавная. Пели мужчины. Их густые голоса были непривычны для слуха жрицы, много лет жившей среди женщин. Через несколько минут она уже могла различать слова в потоке мелодии. Кажется, пели по-гречески. Kyrie eleison, Criste eleison [28] . Насколько ей было известно, так обращались к своему богу христиане. Должно быть, наверху в домике находились те самые изгнанники, которым архидруид разрешил поселиться общиной на этой земле. В последние годы новые необычные религиозные течения и культы расползались по всей империи.

Вскоре пение стихло, и Кейлин увидела, что ее пристально рассматривает маленький старичок, сгорбленный, должно быть, под бременем долгих лет. Она изумленно заморгала, так как не заметила его приближения, что было крайне необычно для такой опытной жрицы, как она. Под взглядом Кейлин старик опустил глаза. Наверное, он и впрямь христианский священник. Ей доводилось слышать, что многие из них не позволяют себе даже смотреть на незнакомых женщин.

Но, очевидно, говорить с ней ему позволялось.

– Доброго дня тебе, сестра моя, – промолвил старец, обращаясь к Кейлин на латинском просторечии, которое служило языком общения между всеми народами империи. – Могу я узнать твое имя? Ведь ты не новообращенная. В нашей общине живут только женщины почтенного возраста, которые приехали сюда с нами много лет назад, а ты молода.

При мысли о том, что ее считают молодой, Кейлин чуть улыбнулась. Но, конечно, этот священник явно годился ей в дедушки: волосы белые, да и сам он весь тщедушный и сморщенный, как засохший лист.

– Нет, я не из ваших новообращенных, – ответила Кейлин. – Я из тех, кто поклоняется лесному богу. А зовут меня Кейлин.

– Вот как? – любезно отозвался он. – Мне кое-что известно о братьях-друидах, но женщин среди них я не видел.

– Здесь живут только мужчины-друиды, – объяснила Кейлин, – во всяком случае, так было до вчерашнего дня. Меня прислали сюда из Лесной обители, которая находится на севере. Я должна основать на этой земле Дом Дев. А на холм я поднялась, чтобы осмотреть местность, в которую привели меня боги.

– Ты говоришь как человек, которому ведома истина, сестра моя. Значит, ты должна знать и то, что все боги вместе – не что иное, как единый Всемогущий Бог… – Он замолчал, и Кейлин добавила:

– …а все богини вместе – это воплощение единой Великой Богини.

Лицо старца излучало доброту.

– Верно. Те, кому Господь явился в образе Сына Божия, считают, что божество не может быть женского пола. С ними мы говорим не о Великой Богине, а о Софии – олицетворении Святой Премудрости. Но нам известно, что Истина едина. Поэтому, сестра моя, думается, это хорошо, что ты хочешь основать здесь святилище Святой Премудрости в традициях своего народа.

Кейлин поклонилась. Его изрезанное глубокими морщинами лицо светилось добротой и поэтому больше не казалось безобразным.

– Прекрасное дело, сестра моя. Оно достойно того, чтобы посвятить ему остаток твоей нынешней жизни. – Он улыбнулся, и вдруг на лице его появилось отрешенное выражение; он как бы смотрел в глубь своей души. – Я чувствую, что здесь – твое истинное место, ибо, сдается мне, когда-то давно мы служили с тобой одним и тем же алтарям…

Уже не впервые за время этой странной встречи старик привел ее в замешательство.

– Я слышала, братья твоей веры отрицают возможность перевоплощения, – осмелилась заметить Кейлин. Однако то, что он сказал, не было выдумкой. Ее душа действительно узнала его. Это ощущение было столь же сильным, как во время ее первой встречи с Эйлан.

– В Писании сказано, что в это верил сам Учитель, – ответил старый священник, – ибо он говорил о Предтече, которого люди называли Иоанном, что он – перевоплощение Илии. Писание также гласит, что он говорил: молоко для грудных детей, а мясо – для сильных мужей. Среди нас много младенцев. Это новообращенные, и их кормят той пищей, какую нужно давать духовным младенцам, чтобы они, уверовав в то, что земная твердь незыблема, не забывали: жить следует праведно. Тем не менее Учитель говорил, что сей род не исчезнет до пришествия Сына Человеческого; поэтому я здесь, чтобы даже простой люд на исходе мира мог услышать и узнать Истину.

– Да восторжествует Истина, – тихо промолвила Кейлин.

– Успеха тебе, сестра, – отозвался старик. – Здесь многие готовы с радостью приветствовать общину благочестивых сестер. – Он повернулся, намереваясь уйти.

– Дозволено ли мне узнать твое имя, брат мой?

– Меня называют Иосифом; я родом из Аримафеи, был там торговцем. В нашей общине живут святые женщины, которые лицезрели Учителя во время его земной жизни. Они будут рады тому, что рядом с нами поселились просвещенные женщины.

Кейлин поклонилась еще раз. Странно, что христиане, чуждающиеся женщин, отнеслись к ней более благожелательно, чем друиды, ее братья по вере. Но это был добрый знак. «Слуга Света…» – отчетливо прозвучало в ее сознании. Эти слова всплыли из неведомых ей затаенных глубин памяти. Старец спускался вниз по тропинке, а руки Кейлин, как бы сами по себе, изогнулись в благоговейном, почтительном жесте, который был древнее, чем цивилизация друидов. Если человек такой души решил посвятить себя христианству, значит, у этой религии все-таки есть будущее.

Священник скрылся в маленькой церквушке, похожей на пчелиный улей, и только тогда Кейлин заметила, что на губах ее играет улыбка. Теперь она не сомневалась в том, что Великая Богиня благосклонно отнесется к ее работе и что приехала она сюда не зря. Кейлин решила, что приступит к выполнению своей миссии немедленно, с этого самого дня.

Завтракая в кругу прибывших вместе с ней юных послушниц, Кейлин вдруг подумала, что в их новом доме, в незнакомом краю, где все для них было непривычно и чуждо, она не может продолжить традицию Верховных Жриц Лесной обители – Лианнон, а затем и Эйлан, – которые, за исключением своих ближайших помощниц, мало общались с остальными женщинами. Она приняла первое решение: их не должны обслуживать люди со стороны. Тем самым Кейлин ограничивала контакты женщин со жрецами. Другие решения принимать было легче. Она поручила рослой и сильной молодой послушнице выбрать участок для огорода и сразу же посадить овощи в необходимых количествах. Часть продуктов, конечно, придется приобретать у местных жителей, но Кейлин изначально поставила перед собой цель – всем дать понять, что жрицы не собираются ни в коей мере быть зависимыми от друидов. Они не дадут мужчинам ни малейшего повода возомнить, будто те вправе указывать женщинам, как устраивать свою жизнь в новом святилище.

Другой девушке – пожалуй, наименее способной по части учения – Кейлин поручила готовить еду и прислуживать за столом, пообещав, что остальные послушницы будут оказывать ей необходимую помощь. В этот же день Кейлин разговаривала с одним из жрецов, и они решили, что дом для женщин должен быть возведен до образования глубокого снежного покрова. Новое жилище будет строиться с тем расчетом, что в перспективе количество жриц и послушниц увеличится в четыре-пять раз. Вежливо, но твердо Кейлин отвергла предложение жреца пережить в выделенном для них домике хотя бы первую зиму.